«Аргументы и факты Алматы» №49, 2000 г.
«Дос-Мукасан» – самая известная алматинская группа – не просто колесила по миру, но и вела дневник. Автор – Бахытжан Жумадилов. Мы публикуем автобиографические записи команды молодых музыкантов, не меняя стиль повествования. Путь к славе, ее бремя, их приключения и закулисная жизнь – уже легенда, но легенда живая…
ПЛЯСКИ ВТАЙНЕ ОТ МИНИСТРА
Структура любого концерта такова, что в самом начале идет как бы раскачка – мы прощупываем зрителя, он присматривается к нам. Как в боксе – идет пристрелка. Где-то ближе к середине – апогей.
Концерт в Доме культуры города Уш-Тобе уже подходил к концу, и мы, взмыленные, но счастливые от небывалого приема зрителями почти каждого концертного номера заиграли – запели первые такты задорной и зажигательной песни «Той Жыры – Свадебная», стоявшей в финале – на закусь, так сказать. Песня только началась, когда на сцену неровной походкой поднялся парень и вдруг стал отплясывать ему одному известный танец племени «мам6а-ламба». (В то время не принято было возить охрану. Смелее мы были, что ли?)
Итак, парень выделывал замысловатые па, аж пыль стояла столбом. Зрители, забыв, на чей концерт пришли, завороженно и восторженно визжали и рукоплескали этому забулдыге. Тоже мне, «танцор диско» выискался. Чувствую, концерт идет прахом. Песня вот-вот закончится, и все аплодисменты сорвет этот непрошеный «артист». Ребята тоже это поняли и пытаются кто гитарой, кто спиной, кто коленом оттеснить, закрыть его. Но тот вошел в раж. Перешел уже на приседания.
Делать нечего, а надо. Я кричу Нуртасу, стоявшему в другом конце сцены: «Нурбей! Делай как я!» И пускаюсь в пляс. Точно повторяя все вихляния солирующего, тихонько подступаюсь к нему. Нурик – с другого борта. Танцор наш, захваченный красотой собственных телодвижений (так он думал, наверное!), даже не заметил, как был подхвачен, что называется, под белы ручки и красиво и мягко выдворен со сцены, где (уф!) уже поджидали подоспевшие дружинники.
Зато, какую мы с Нуртасом овацию сорвали за несанкционированный танец на сцене. А могло быть иначе, дознайся кто повыше в Министерстве культуры или в соответствующем отделе ЦК. Какие танцы на сцене, какие телодвижения, какие кульбиты и сальто! Низ-з-зя! Встал у микрофона – вот и стой аршином продетый до конца концерта. Не дай же господи, челка собьется или руку поднял, чтоб галстук черный поправить. Ни-ни!
За «неприличествующий вид и поведение, недостойное высокого звания советского артиста», многие известные певцы и певицы того времени были отлучены от сцены.
ХРОНИКА ДВУХ НЕДЕЛЬ
Желто-голубой «пазик» весело бежал по широким проспектам Ташкента, увозя нас от всего того, что много позже обозначится коротким, словно выстрел, словом – «Афган».
Горы разбитой, искореженной техники – танки, БМП, «Уралы», автобусы – были разбросаны по обеим сторонам тех немногих дорог страны, будто некий большой и капризный ребенок, поиграв, оставил этот хаос. Но это была плохая игра, да и не детская вовсе. Хотя воевали, по существу, одни дети – 18-20-летние пацаны, толком не державшие оружия, были брошены прямо с дискотек и тусовок, что называется, в горнило войны.
Мы же были посланы, по мысли военного руководства, укрепить военно-патриотический дух солдат Ограниченного контингента. И мы, как могли, его укрепляли. За две недели дали более 30 концертов – раненным в переполненном Кабульском госпитале, танкистам в Джебаль Ус-Сарадже, батальону спецназа в высокогорном Гардезе, военным вертолетчикам в Баграме. И куда мы ни приезжали – всюду встречали радушие и теплоту. Особенно в танковом полку, стоявшем в городке Джебаль-Ус-Сарадж. Его командующий, полковник Кошкин, оказался нашим земляком – служил где-то под Коскудуком или Капчагаем. Нас, прилетевших на двух вертолетах, принимали, как мы думали, торжественно: пока первая «вертушка» с нами, артистами, садилась, вторая кружила в небе. Несколько танков выдвинулись с расположения полка и стояли, грозно ощетинив свои длиннющие хоботы-стволы. Все оказалось гораздо прозаичнее – нас оберегали от обстрелов.
Прямо на плацу полковник приветствовал посланцев Родины. Сопровождавшая нас партийно-профсоюзная братия не преминула в ответных спичах обслюнявить микрофон. В тот же вечер давали концерт для личного состава. Проходил он внутри некоего огромного металлического модуля-ангара, и потому пришлось играть и петь вполголоса, так как здание отзывалось на каждый звук троекратно усиленным эхом. В самый разгар концерта за тонюсенькими стенками модуля что-то громыхнуло. Затем еще раз. Через секунду-другую снаружи стреляло все, что могло. Зрители-солдатики замерли, ожидая, очевидно, команды. Мы вообще перестали слышать себя. Пришлось приостановить песню. Я попытался пошутить: «Ну что, ребята? Продолжим наш концерт или выйдем, посмотрим ваш?» Поднялся такой хохот, что на мгновение перекрыл уличную канонаду.
Наутро после завтрака мы прогуливались по территории, знакомились с бытом земляков-солдат и обслуживaющeгo гражданского персонала – медсестер, работников пищеблока, торговых точек. В одном из помещений на глаза попался восточный халат. Я вызвался его примерить. Девушки-санитарки соорудили на моей голове что-то наподобие тюрбана. Отыскался и пояс. Ну чем не душман? Шутку решили продолжить и, схватив меня за руки за ноги, потащили – понесли в штабной модуль. Охрана, раскусив прикол, безропотно пропускает веселую толпу, и мы все влетаем в кабинет полковника Кошкина с криками: «Душман! Душмана поймали!»
Полковник, доселе безмятежно спавший на диване, секунды три испуганно пялил на нас ничего не понимающий взгляд, затем лихорадочно вскочил на ноги и бросился к сейфу. Очевидно, не за подарком. Потом, видимо, все-таки сообразил, что «духу» ну никак не пробраться в расположение тщательно охраняемого полка, а тем более в его кабинет, и стал нарочито громко смеяться вместе с нами и нахваливать – мол, похож, похож, твою мать!
Из уже раскрытого сейфа вытащил трофейный кинжал с инкрустированной рукоятью и торжественно вручил его мне, сквозь зубы приговаривая: «Вот теперь ты у нас – настоящий душман!»
ЯЗЫК МОЙ – ВРАГ МОЙ?
За рубеж ансамбль выезжал часто: один раз в год – это уж точно. В составе различных делегаций, выставок, для участия в коллоквиумах да симпозиумах, где представляли музыкальную культуру Казахстана, да и Страны Советов.
Любая поездка начиналась загодя. Нас вызывали! вначале в райком, скажем, комсомола (если поездка по их линии), затем последовательно – в городской комитет, центральный. Всюду приходилось заполнять опросник – небольшой такой, вопросов на двести. Кем был твой прадед, находился ли кто- нибудь из родственников под монголо-татарским игом, были ли в роду женатые и т.д., и т.п. И, чтобы выехать, приходилось скрупулезно отвечать на все эти дебильные вопросы. Даже существовала небольшая брошюрка «В помощь выезжающему за границу» – так, по-моему, именовалась. В ней были собраны типичные вопросы, кои могли задать нам, детям из их светлого будущего, капиталистические буржуины. Задать-то они, может, и зададут, но, во-первых, нам категорически запрещалось вступать в нежелательные контакты с представителями тлетворного Запада, а во- вторых – кто отвечать-то будет, коли ни одного иностранного слова, кроме «Хенде хох» да «Гитлер капут» никто не знает! Вот и молчали упорно все наши стахановцы и буденовцы, аки Зоя на допросе. А Запад думал – во дают! Как государственную тайну блюдут!
Вопросник тот мы штудировали от корки до корки в каждый свой выезд. С нами работал ответработник из «кхе-кхе», который затем принимал экзамен.
«Совет выезжающему! В каждом гостиничном номере, туалете, ресторане установлена потайная прослушивающая аппаратура, поэтому запрещается восхищаться вслух достижениями Запада».
Представляю, сколько же километров драгоценной магнитной пленки в недрах ЦРУ и Моссад содержат одни только сморкания, чихания, кашлянья, шум спускаемой воды в унитазе. И ни одного хвалебного звука! Таков был ответ советского человека загнивающему в роскоши капитализму.
Каждый раз с нами под видом светотехника или гримера выезжал «сопровождающий» (ну, вы поняли, откуда прислан), который по возвращении домой составлял полнейший отчет о каждом нашем шаге, каждом слове. Попался ему однажды на карандаш – все! Ты – невыездной. Значит, заграница впредь тебе будет закрыта навсегда, каким бы выдающимся музыкантом, спортсменом или дояром ты ни был.
НО МЫ ВОПРЕКИ ВСЕМУ ОБЩАЛИСЬ. Мы упорно вступали в нежелательный контакт со своими зрителями и слушателями каждый свой концерт. Не зная языка, мы говорили с ними на не требующем переводчиков интернациональном языке Музыки.